«Пена дней» и другие истории - Борис Виан

после этого в ту же комнату залетел на огонек снаряд 88-го калибра. Капитан так и не усек, что они засекли точку по разрыву мины, и поблагодарил меня, что я спас ему жизнь, – ведь из-за меня он выскочил во двор; но мне-то от этого не легче – два зуба выбиты, да и все бутылки стояли как раз под роялем.

Кольцо вокруг нас все стягивается, а сверху сыплется не пойми что. Хорошо еще, что погода идет на лад: тучи понемногу рассеиваются и льет всего девять часов из двенадцати; в этом месяце можно рассчитывать на поддержку авиации. Продовольствия осталось на три дня.

VII

Самолеты начали сбрасывать нам на парашютах какую-то фигню. При виде того, что было в первой коробке, меня даже покоробило: куча лекарств. Поменялся с доктором на плитки шоколада с орехами, вкусного, а не обычной дряни из пайка, да еще на полфляжки коньяка, но доктор свое все равно отыграл, приводя в порядок мою расплющенную ступню. Пришлось вернуть ему коньяк, иначе сейчас у меня оставалась бы только одна нога. Где-то наверху опять загудело, чуть-чуть прояснилось, опять они что-то сбрасывают, на этот раз, похоже, людей.

VIII

Так и есть. Парашютисты. Среди них два таких чудика. Можно подумать, что в самолете они только и делали, что корчили из себя дзюдоистов, молотили друг друга да пихались под сиденьями. Прыгнули они одновременно и стали резвиться – все пытались перерезать друг другу стропы парашютов. Жалко, что ветер разнес их в разные стороны, – им пришлось перейти к ружьям. Редко приходилось встречать таких знатных стрелков. Мы как раз сейчас их хороним, так как высота была приличной.

IX

В окружении. Вернулись наши танки, и противник не выдержал напора. Сражаться как следует я не мог из-за ноги, но зато подбадривал товарищей. Очень волновался. Из окна мне было видно абсолютно все: давешние парашютисты бились как тысяча чертей. Теперь у меня есть платок из парашютного шелка – желтые и зеленые полосы на коричневом фоне, – прекрасно подходит к цвету моей щетины, но завтра придется ее сбрить: меня отправляют подлечиться. Я так болел за наших, что запустил в Джонни кирпичом, когда он опять промазал, и теперь у меня еще двумя зубами меньше. На эту войну зубов не напасешься.

X

Привычка сглаживает эмоции. Высказал это Югетте – ну и имена же у них здесь, – когда танцевал с ней в Центре Красного Креста, а она мне и говорит: «Вы – герой». Не успел придумать достойного ответа, потому что Мак хлопнул меня по плечу, – пришла пора уступить ему партнершу. Остальные девушки говорили по-английски плохо, а оркестр играл слишком быстро. Нога меня еще немного беспокоит, ну да ладно, через две недели все равно отправляемся. Я отыгрался на одной нашей девице, но форменное сукно слишком толстое, оно тоже сглаживает эмоции. Здесь много девушек, они все же понимают, что им говоришь, и я от этого краснею, но с ними ничего особенного не сделаешь. Стоило мне выйти на улицу, и я сразу же нашел множество других, совсем других, более понятливых девушек, но это как минимум пятьсот франков, да и то в виде исключения для раненого. Забавно, что все они говорят с немецким акцентом.

Мак потерялся из виду, и мне пришлось одному выпить весь коньяк. Сегодня утром у меня страшно болела голова, – наверное, в том месте, куда этот коньяк ударил, – или это был кто-то из комендатуры? Денег у меня больше не осталось, потому что я прикупил у одного английского офицера французские сигареты, от которых до сих пор во рту такой привкус… Выбросил их к черту, такая гадость, не зря англичанин мне их сбагрил.

XI

Когда выходишь из магазина Красного Креста с коробкой сигарет, мыла, сладостей и газет, местные провожают тебя взглядом до конца улицы. Непонятно почему: они, конечно же, продают свой коньяк достаточно дорого, чтобы все это себе купить, да и жены у них чего стоят.

Ступня моя почти зажила. Не думаю, что пробуду здесь долго. Сигареты свои продал, чтобы хватило деньжат куда-нибудь выйти, а потом стал стрелять у Мака, но его не так-то просто расколоть. Скука, да и только. Сегодня вечером иду в кино с Жаклин, встретил ее вчера вечером в клубе, но, по-моему, она не шибко умна: каждый раз отпихивает мою руку, да еще и не прижимается, когда танцует. Местные солдаты – просто ужас: у них у всех разная форма и всё всегда нараспашку. В общем, только и остается, что ждать сегодняшнего вечера.

XII

Опять на месте. Все-таки в городе было не так тошно. Продвигаемся очень медленно. Каждый раз, как заканчивается артподготовка, высылаем патруль, и каждый раз один из патрульных возвращается подпорченным каким-нибудь снайпером-одиночкой. Тогда снова начинается артподготовка, вылетают бомбардировщики, которые сносят все вокруг, а две минуты спустя опять начинают стрелять снайперы. Вернулись самолеты, насчитал семьдесят два. Самолеты не очень большие, но ведь и деревня совсем маленькая. Отсюда видно, как штопором падают бомбы и вверх поднимаются красивые столбы пыли, – наверное, из-за них звук такой приглушенный. Ну вот, снова идти в атаку, но сначала высылаем вперед патруль. Мне, как всегда, везет – опять в патруле. Полтора километра пешком, не люблю так много ходить, но на этой войне у нас не спрашивают, что мы любим, а что – нет. За руинами сбиваемся в кучу; похоже, во всей деревне не осталось ни одного целого дома. Судя по всему, и жителей тоже осталось кот наплакал, а у тех, которые нам попадаются навстречу, странные, если они целы, лица, а ведь они должны бы понять, что мы не можем рисковать людьми, чтобы спасать вместе с ними и их дома; да и дома-то у них совсем старые, неказистые. И потом, для них это единственный способ избавиться от тех, с той стороны. В общем, это-то они понимают, хотя кое-кто думает, что есть и другие способы. В конце концов, это их дело; может быть, им были дороги эти дома, но сейчас уже наверняка не так дороги, особенно в таком состоянии.

Я по-прежнему в патруле. Иду себе последним, так спокойнее, а первый только что сдуру провалился в воронку с водой. Вылез оттуда, а в каске полным-полно пиявок. А еще он выудил оттуда большую разинувшую от изумления рот рыбину. На обратном пути Мак ему показал, как выпендриваться, и теперь